Одинокий верховой отделяется от середины чужого войска и во весь опор скачет к острову. Сильный конь быстро справляется со снежной целиной и легко преодолевает скользкий взлёт к крепостным воротам. Занявшие оборону воины настороженно ждут. Подъехав, чужак в воронёной броне поверх полушубка резко осаживает коня и сдвигает лохматую волчью шапку на затылок, открывая лицо с рыжеватой бородкой и шрамом на щеке. Уверенный, что за ним пристально наблюдают со стен, всадник горячит плёткой грызущего удила коня и зычно кричит:
– Ты куда это один собрался? – Димик, как всегда, смотрит исподлобья своими маленькими колючими глазками.
Первый осенний морозец подсластил суздальскую рябину. Для остающихся зимовать и прилетевших на зимовку с полуночи птиц настали золотые денёчки. Стайки свиристелей, дроздов-рябинников и снегирей шумно объедали спелые гроздья. Тут же суетились и вездесущие воробьи, в подражание снегирям выклёвывающие из ягодной мякоти рябиновые косточки. С теремного гульбища весело было наблюдать за птичьим пиршеством. В самом тереме тоже угощали гостей. С окончанием года и сбора урожая Великий князь собрал своих наипервейших подданных.
Забыв всё на свете, Беляш опустился на колени и стал лакомиться. Ползал он так довольно долго и незаметно для себя перебрался на следующую полянку, где ягод было ещё больше. Потянувшись за очередной земляничиной, балахнянин нежданно лоб в лоб столкнулся с какой-то девкой, так же промышлявшей раннее лакомство. Ошарашенные, оба сели с разинутыми ртами, в изумлении разглядывая друг друга. Девка была странная: в мужских сермяжных портах, лаптях с высокими, сильно потёртыми с внутреннёй стороны онучами, кожаной охотницкой рубахе и низко надвинутой шапке из льняного некрашеного холста. Беляш принялся мучительно соображать, что бы такое сказать к случаю, но девка ждать не стала. Маленьким острым кулачком засветила балахнянину в глаз и стремглав бросилась прочь.
Наступило молчание. Ежи насмешливо поглядывал на Зденека, готовясь уличить его в наглом вранье. Милош в сомнении качал головой. Тогда Зденек, вполне насладившись мнимым торжеством собеседников, веско изрёк:
На возвышении стояла лавка с подлокотниками, на ней сидел одетый в бездонной ценности парчовый халат суровый воин при сабле. Как только Ян на него глянул, так сразу и понял, кто здесь всё решает, и от кого теперь целиком и полностью зависит его, Яна, непутёвая жизнь. Чернявый сухощавый мужчина лет сорока выделялся пронзительно-колючим взором глубоко сидящих карих глаз. Чёрные усы и борода коротко стрижены, выступающие скулы продолжаются хорошо развитыми хищными желваками. Руки мужчины властно сжимали резные подлокотники, на большом пальце правой руки тускло отблёскивало простое железное кольцо.
– Ты смерть наших послов деньгами меряешь. Торговлю перекрыть – эка месть! Купчины какие-то убытки понесут… Да пусть хоть удавятся от жмотства! Нам что с того? По козачьему закону, за кровь друзей есть только одна настоящая цена – кровь недругов. Другое всё – не то! Что, купцы киевские наших послов убивали? А может, Михаил нарочно всех своих купчин извести решил. Они, что ль, его на княжеский престол ставили?! Накось, выкуси! Ляхи с уграми Мишкой вертят, как своей задницей! Посему мстить надо Михаилу Киевскому, ляхам и уграм. И всем, кто за них заступиться, из корысти иль по глупости!
Стоять голой под жгучими мужскими взглядами было донельзя стыдливо, но пришлось стерпеть. Четырёх навострённых луков на троих чужаков было вполне достаточно, потому остальные казачки принялись второпях натягивать на себя одёжду. Облачившись, они, в свою очередь, тоже взяли мужчин на прицел. Теперь настала очередь прикрыться Пищали со сметливыми подружками. Зато мужчины уже поняли, что к чему, благопристойно отвернулись.
Главная
Новости
Отрывки из романа
Дополнительные материалы
700 лет империи
Где купить
Вопросы и ответы
Отзывы
Карты к роману
Об авторе
Карта сайта
Отрывки из романа
– Я – Великий князь Ростовский, Георгий Донилович! С кем я буду говорить?
– Я – Мстислав, предводитель свободной дружины, – из-за стены отвечает сильный низкий голос, почти рык. Меж заострённых кольев показывается голова в тяжёлом шлеме с полумаской: – Что тебе нужно, князь?
– Тебя не спросил… Сам знаешь, к Лёшке на свадьбу.
– А не хочешь с собой козаков взять? Сотни две в самый раз будет. На всякий случай.
– На какой случай? Один в лесу потеряюсь?
– Так Лёшка же слюбился-снюхался с этой… ну… сестрой твоей. А значит, и с Михаилом. Тебя одного там как курёнка прирежут! – Володька от волнения срывается с баса на тенорок.
– Да у нас там, кроме Алёшки, ещё полсотни козаков. И все они меня резать будут?
– Ну, кто ж его знает, что там делается, что там Лёшка козакам наплёл?! – Димик упрямо гнёт своё.
– Вот я приеду и разберусь. Если надо – и Алёшку накажу.
– А в дороге? В дороге-то ты один будешь, без охраны! – Володька старается употребить всё своё красноречие.
– Я что, красна девица, чтобы меня охранять?! Слава Богу, сам за себя постоять могу, всю жизнь один езжу!
Друзья стоят, набычившись, друг против друга.
– Ты как хочешь, Юрик, но одного мы тебя не пустим! – Димка перегораживает отоману тропинку. Сзади него уступом высится огромный Володька.
Лицо Георгия превращается в застывшую маску, на скулах играют желваки. Отоман резко разворачивается на каблуках и повелительно обращается к двум стоящим в карауле козакам:
– Митяй! Азат!
В палате было не протолкнуться. Холопья принесли ещё лавок и столов, но всё равно гости расселись с трудом. В возвышенной части палаты, на резном престоле с подлокотниками восседал Иван Донилович, рядом устроились козаки-ближники, а дальше расположились удельные князья, волостные старосты, именитые купцы и выборные от городов. Решали вопрос с десятиной, кто сколько дал и почему так мало. Здесь Калита чувствовал себя в родной стихии, назубок помнил все подати за прошлые года, перебивал и подправлял говоривших:
– Тут ты врёшь! Не мог ты в прошлый год так мало дать, сейчас нарочно прибедняешься. И податных людей у вас больше стало, и урожай нынче получше будет. Не скупись, плати, что положено. Не то пришлю козачков, они сами в твоих амбарах недоимку возьмут!
Гости поглядывали на сидящего одесную от Великого князя тысяцкого Дмитрия, и кусок застревал в горле. Тут же служка-писарь помечал, с кого сколько, по мнению Ивана Дониловича, причитается. Подданные спорили, для наглядности били себя кулаками в грудь, но редко кому удавалось переубедить дотошного Ваньку. В конце концов сходились на какой-то величине подати, и податный усаживался, вытирая пот со лба, а Калита начинал выспрашивать следующего.
Подданные ворчали в бороды, но совсем обиженных не было – всё проходило гласно, открыто, каждый видел и слышал, сколько берут с других, мог убедиться в равенстве княжьей дани для всех.
Ошалев от боли, Беляш даже засомневался: девка ли, может парень востроносенький? Но, увидев со спины, как обидчик улепётывает к краю поляны, уверился – точно, девка! Ну, погоди у меня!
– Да, ничего-то вы не знаете… Слоновий зуб почему так называют? Потому что он у слона изо рта растёт. А на самом краю полуночи, в студёном океане, где земля кончается, живут морские чудища навроде слонов, только поменьше и с ластами, как гуси. И у них изо рта тоже длинные зубы растут, как слоновьи. Полуночные жители морских чудищ бьют, а зуб добывают. Но это ещё не всё. Там же, на краю полуночи, раньше жили огромные волосатые слоны. Полдневные слоны ведь почитай, что голые, а те волосатые были. На полуночи, известно, холодно, вот у них длинная шерсть и росла. Но всё же, и они однажды замёрзли, вместе с землёй. Так они в замёрзшей земле, во льду и лежат. Очень их там, рассказывают, много. Потихоньку оттаивают, а полуночные люди находят и бивни срезают.
– Ну, сейчас ты точно врёшь, – уверенно заключил Ежи. – Не бывает на свете волосатых слонов. Про морских тварей с бивнями я тоже что-то слышал от киевских купцов, а вот слонов волосатых ты только что выдумал.
– Выдумал, говоришь… – Зденек достал из поясной сумы большой костяной гребень. – А это что?
Спаситель Яна отступил на шаг от пленника и молодцевато застыл навытяжку. Мужчина молчал, пристально рассматривая Яна с головы до ног, и от этого прожигающего взгляда юноше сделалось не по себе. Наконец хозяин шатра отдал какой-то приказ, и светлобородый мгновенно извлёк из сапога нож. Ян успел только вздрогнуть, как парень одним ловким движением рассёк путы на пленнике. Тут чернобородый обратился непосредственно к юноше:
– Кто таков?
Говор мужчины был похож на слышанный Яном раннее окающий выговор пришельцев, но всё-таки от него отличался. Как ни странно, понимать чернобородого оказалось проще. Оставалось надеяться, что и хозяин шатра поймёт русский язык чеха:
– Зовут меня Ян, прозвище Ледок.
– Откуда?
– Я чех, из Чехии.
Светловолосый парень что-то почтительно прошептал на ухо чернобородому. Тот понимающе кивнул и снова обратился к Яну:
– Кто такие чехи?
Юноша несколько подрастерялся, но вовремя сообразил, что так далеко на восходе о его народе могли и не слышать:
– Люди, народ. Как ляхи, угры. Мы на заходе живём.
– Чем промышляете?
Ян опять не сразу нашёл, что ответить:
– Ну… разным, кто чем…
– Разве не все чехи работорговцы-живоглоты? – жёстко осведомился чернобородый.
Ян испуганно замотал головой, силясь придумать какой-то убедительный ответ, но хозяин шатра нетерпеливо переспросил:
– Ты чем промышляешь?
– Серебро плавлю. Из руды. Вместе с отцом.
– Твоё? – чернобородый откинул шёлковый платок с маленького столика подле себя. Там лежали Яновы серебряные гривны и Братковы самоцветные каменья. Юноша правильно понял вопрос вождя всадников и опять отрицательно замотал головой:
– Нет. Это серебро греков, грязное. Моё чешское серебро лучше, чистое.
Чернобородый хмыкнул:
– И почему твоё чище?
– Ты не горячись… – Иван Донилович тоже встал с лавки и подошёл к печи. – Но Анвар прав. Торговлей мы Киев в два счёта удушим. Всех, конечно, не разорим, но киевляне Мишку люто возненавидят. Каждый будет знать, за что им такая напасть. За наших послов. Может, сами с Мишкой расправятся. Вот тебе и кровь за кровь. А там уж посмотрим, как быть.
– А может… не расправятся, – подал голос грузный Володька. – Ляхские купцы уж на что киевских прижали, а Мишке всё нипочём…
Великий князь и Вельяминов теперь стояли друг против друга у печи. Тысяцкий пристально, в упор глядел на Калиту:
– Нет Вань, ты не понимаешь! Не в киевских делах суть. Ты вокруг оглянись. Вся Орда только о мести и говорит. Ко мне вчера, как ты уехал, козаки приходили, спрашивали, как за послов ответим. Не испугались! А ведь это бунт почти – простые козаки у своего тысяцкого ответа требуют! Если войско хочет воевать – надо его на войну вести. Хочешь, не хочешь – а надо! Ещё раз говорю: мы не поведём – поведут другие. И здесь, в палате, уже не ты сидеть будешь.
Когда каждая казачка оделась и полностью уготовилась, все вместе подошли к незнакомцам и споро разоружили. Мужчины никакого сопротивления не оказали, девицам своё оружие отдали безропотно, только смотрели изумлённо на диковинных воительниц. А были у каждого лук со стрелами, охотничий нож, чудной топорик, узкий на длиннющем топорище, и замысловато вырезанный посох с железным наконечником. Посохи на всякий случай тоже отобрали.